Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною, и внезапно придёт в храм Свой Господь, Которого вы ищете, и Ангел завета, Которого вы желаете; вот, Он идёт, говорит Господь Саваоф… И кто выдержит день пришествия Его, и кто устоит, когда Он явится?

Книга пророка Малахии, Глава 3

 

Для чего перерезают пуповину — скажу тебе,

Мрачный день человека тебя ожидает,

Одинокий приют человека тебя ожидает,

Потоп беспощадный тебя ожидает,

Борьба неравная тебя ожидает,

Схватка безысходная тебя ожидает,

Не ходи в Большой Город с разъярённым сердцем!

Смерть Гильгамеша. Древнешумерский эпос (3-е тысячелетие до н. э.)

 

Я с детства мог ориентироваться как животное — в лесу, в городе, в горах и на море… даже в собственной квартире. Я всегда знал, в каком направлении надо двигаться, правда, не всегда осознавал зачем. Приходится признать, что это черта ленивого животного. Великолепное ощущение пространства мне досталось от отца, а ему от деда. Все братья отца прекрасно ориентировались, но, в отличие от меня, были мотивированы. Ещё я любил ловить рыбу. Мне казалось, я смог бы поймать её без наживки и крючка, настолько прекрасно чувствовал рыбью суть и душевные её порывы.

Теперь же, набрав седины в бороду и миновав сорокалетний рубеж, я вынужден был извиваться как уж, старательно протискиваясь в узком проходе между завалами всякого хлама, мусора и обычной земли. Моя одежда стала разодранным тряпьём, но меня это уже не заботило. В этот раз я точно знал, куда надо ползти. Унаследованные инстинкты, как спутниковая система, вели меня по городу. Чтобы выжить, нужно было опираться на них. Я очень хотел стать полноценным животным, подобно одичавшему псу или крысе, чтобы непременно выжить не только самому, но и дать жизнь им, своим детёнышам.

Ползая по развалинам рассыпающегося мира, я часто вспоминал детство. Оно казалось сюжетом полузабытого и увлекательного романа, прочитанного много лет назад. Открываешь пыльный томик на нужной странице, и вот — это уже другой мир давно увиденного и полузабытого кино. Почему-то вспомнилось, как отец брал меня по грибы. Он был заядлый грибник и таскал меня часами по подмосковным лесам, набивая свою огромную корзину подосиновиками, белыми, маслятами, красноголовиками. И если поначалу я испытывал азарт, схожий с отцовским, то, устав плестись за ним, нетерпеливо ждал я момент привала и поглощения припасённых бутербродов с колбасой и сыром. Ныне же постоянно снился мне один и тот же сон — мы бредём по лесу, и я нудно повторяю одно и то же: «Я устал, хочу пи-и-ить. Когда же прива-а-а-ал?» Отец не слышит меня или не хочет слышать. Больше всего обидно, что он меня вовсе не замечает и упорно продолжает поднимать своей палкой широкие нижние ветки елей, выискивая грибы.

…

Большую часть светлого времени суток я проводил теперь в поисках пропитания, воды, которую можно пить, и ещё каких-то необходимых для выживания предметов. Голова моя пухла от накатывающих размышлений и переживаний. Столько нужно осмыслить… Мир… Он стал другим. Прежний просто исчез. Всё произошло одномоментно, практически за ночь. За последние шесть тысяч лет существования человеческой цивилизации нечто подобное случалось не раз, но то, что произошло теперь, я чувствовал это всей глубиной души, повлечёт за собой необратимые последствия для рода людского. Я чувствовал, что это и есть тот самый «эволюционный скачок», о котором писали многие философы и пророки. Все прожитые тысячелетия были подготовкой к нему. Полумрак воцарился в мире. Лишь едва заметная разница в интенсивности света разделяла время суток. Я вдруг чётко осознал, что эта катастрофа носила вселенский характер. Это был конец времён библейского масштаба. Повсеместное и необъяснимое отключение электричества привело к катастрофическим последствиям всего лишь за несколько недель.

Были утрачены почти все признаки цивилизации, которые так старательно из поколения в поколение на протяжении тысячелетий человечество возводило, подобно гигантскому замку. Но замок оказался из песка. Порыв ветра — и даже холмик теперь едва заметен.

Этот сюжет, впрочем, повторялся на протяжении всей истории человечества, лишь разными были декорации и участники. Я не знал точно, что происходило во всем мире, но оказалось, что подавляющее большинство людей в нашем городе погибли за считанные часы. Быстро изменился климат, днём было безумно жарко и сухо, ночью наступал холод. Солнце было едва видно. Иногда в некоторых местах всё вокруг окутывалось туманом, который ярко сверкал, переливаясь, словно северное сияние. Позже там находили много трупов. Изредка попадались небольшие кучки людей, которые, сцепившись руками, неуверенно брели по захламлённым улицам. Было очевидно, что те немногие, кто пережил катастрофу, ослепли. Странно, но эта напасть миновала меня. Как миновала и некоторых детей, иногда встречаемых мною. Впервые столкнувшись с ослепшими людьми, я пытался помочь им, но они не откликнулись, более того, один из них, почуяв чужое присутствие, вдруг остервенело стал размахивать своим посохом, явно намереваясь задеть меня. При этом вся группа источала агрессию и злобу. Я подумал, что, быть может, на них уже не раз нападали, после чего благоразумно отошёл и впредь сторонился таких компаний. Со временем подобные группы попадались всё реже и реже, в них все были слепы и, подозреваю, ещё и глухи. Периодически встречал я детей, которые тоже собирались группками. В отличие от взрослых, они, похоже, всё видели и слышали, но были напуганы и растеряны. Я пытался их успокоить, болтая всякую чепуху о том, что всё образуется и встанет на свои места. При этом я видел, что они мне не верят. Я и сам себе не верил. Я понимал, что это всерьёз и надолго.

Найдя в заброшенном книжном магазине огромную карту нашего района, я стал наносить на неё три категории значков. Первые — точки, откуда могла исходить опасность для жизни и здоровья. Эти места я помечал цифрой от красного до нежно-розового цвета, что характеризовало степень опасности. Красный — это самая высокая степень. Одним из таких мест, например, была территория, контролируемая стаей одичавших собак. Дальше я отмечал районы, где могло находиться что-то съедобное. Затем особым цветом я наносил цифры, связанные с техническими устройствами, которые можно было бы использовать для добычи пропитания, безопасности, тепла и даже комфорта. Особым цветом я отмечал книжные магазины. Именно там я мог найти интересную и полезную литературу. В процессе заполнения карты я находил всё больше градаций и уровней значимости. Читая карту, я уже мог понять, куда нужно двигаться в случае конкретной надобности. Вообще, вся белковая пища быстро протухла из-за сломанных холодильников. Но я собирал по магазинам и складам крупы, сухофрукты, консервы. Больше всего меня смущала вода. У неё появился странный сладковатый привкус, и после приёма даже небольшой порции желудок начинал реагировать весьма болезненно.

Как-то утром, исследуя неизученную территорию, я наткнулся на группу ребят в возрасте четырнадцати – шестнадцати лет. Подойдя к ним поближе, но оставаясь незамеченным, я стал наблюдать за ребятами.

— Грязь! Постоянная грязь в ваших тетрадях и на вашей обуви есть следствие грязи в ваших мыслях! — Парень лет четырнадцати свирепо взирал на окружающую его толпу таких же подростков, как и он. — Вы, будущие негодяи и праведники, отрастив себе огромные сиськи-письки, станете с благодарностью вспоминать меня, вашего мучителя. Ибо именно я помогу раскрыться цветку вашей души и сделаю из вас, ничтожных червяков, настоящих людей!

Говоривший парнишка комично разводил руки и важно выпячивал нижнюю губу, создавая, видимо, шарж на знакомого всем по прошлой жизни учителя. Окружавшие его зрители, такие же подростки, как и он, покатывались со смеху. Кто-то, присев на корточки, обхватил свой живот руками, а кто-то просто громко аплодировал, восторженно наблюдая за разыгранной сценкой.

— Маленькие кобели и с-с-сучки, я вас научу ценить знания и дисциплину! И вы станете у меня гордостью нации, — не унимался юморист. Сказав, артист замолчал и, окинув восхищённых зрителей пронзительным взглядом, продолжил паясничать: — Но не всех. Не всех! Вот, Каблуков, из тебя я смогу вылепить только рядового директора школы, не больше. Или завхоза! У тебя мозгов хватит только на то, чтобы мучить школяров и учителей да таскать продукты из школьной столовой в свою!

Каблуков, к которому обращался воображаемый учитель, продемонстрировал в ответ средний палец и состроил комичную рожу. И это тоже вызвало взрыв смеха.

Наблюдая за этим, я поймал себя на мысли, что испытываю, помимо веселья, чувство лёгкой зависти. Ведь я забыл, когда смеялся в последний раз, погрузившись в пучину мрачной рефлексии и хронического стресса.

Молодого актёра обступили со всех сторон. Каждый старался перекричать других, делясь воспоминаниями о безвозвратно ушедших школьных буднях. Странно, но никакой ностальгии или сожалений о прошлом не наблюдалось среди ребят. Они веселились от всей души. Несмотря на безлюдный и унылый пейзаж, окружавший нас, несмотря на чумазые их лица, они просто жили этой минутой, этим смехом и были счастливы! Я тут же захотел стать частью их, слиться с ними и так же заразительно смеяться, не задумываясь, какие испытания нам всем, возможно, предстоит пережить.

Я энергично зааплодировал, приспустив с лица защитный шёлковый платок. Ребята заметили меня. Примолкнув, они уставились на меня с некоторым удивлением.

— Ого, вы нас слышите и видите? — робко спросила девица лет пятнадцати в яркой цветастой косынке.

— Не тормози, иначе бы он не аплодировал, — едва слышно ответил за меня парень-пародист.

— Я понимаю, что, возможно, являюсь первым встреченным вами взрослым человеком, который не подвергся этой заразе. Но факт остаётся фактом, друзья мои. Я нормален! Вы можете протестировать меня! — заявил я, широко улыбаясь и демонстрируя радушие.

— Мы не друзья, — ответил на мои слова угрюмый парень крепкого телосложения в спортивном костюме.

Воцарилась тишина, которую нарушал лишь свист ветра, разносившего мелкий песок по всему миру.

— Надеюсь, что мы подружимся, — заметил я, — нормальных людей не так много осталось, и нам нужно объединяться, чтобы выжить.

— Все психи уверены, что они нормальные, — ехидно отметила конопатая девчонка в цветастой косынке.

Ко мне подошёл «артист», веселивший публику. Внимательно осмотрев меня, он повернулся к конопатой девчонке и пробасил:

— Но не все нормальные думают, что они психи.

Повернувшись ко мне, он доброжелательно улыбнулся.

— Александр.

— Марк, — ответил я и протянул ему руку.

— Поймите, мне ничего от вас не нужно, кроме обычного человеческого общения. Я в полном одиночестве с самого начала катастрофы, — негромко сообщил я своим новым знакомым.

Мне никто не стал возражать или спорить со мной. Просто ребята молча разглядывали меня.

— Я знаю базу, где хранятся консервы и сухофрукты. Там много съедобного, но если их не охранять, то крысы или собаки возьмут эту точку под свой контроль. И тогда уже туда не сунешься. Знаете, это место может стать спасительным в нынешних условиях развала и деградации всего и вся. Мне одному не справиться, а вместе мы сможем навести там порядок. Сделать ров с водой вокруг, установить забор и так далее… Как вам такая идея?

— Ну собакам такие базы, положим, не нужны! Если только не появились мутанты-вегетарианцы. Только крысам может быть интересно там, да и то не в первую очередь. Они же хоть и всеядные, но предпочтение отдают мясному и молочному. Да и сейчас, как видите, еды изобилие полное. И только мы понимаем, что это не будет продолжаться вечно. Быстро всё протухнет или будет съедено оставшимися обитателями планеты. А таких точек с едой у нас на примете не меньше пяти. Не думаю, что это сейчас самое важное. Когда закончится бутилированная вода, вот тогда наши проблемы станут серьёзнее. Нет надёжных источников чистой воды. И мне кажется, что именно вода заражена больше всего. Потом, ещё нельзя забывать про возобновляемые источники энергии. Тут мы вообще не знаем, что делать. Это же не только отопление… — заметил Александр.

— Интересно, а почему эта зараза не смогла вас затронуть? Мы ещё не встречали ни одного здорового взрослого, — неожиданно, обращаясь ко мне, перебил Александра парнишка в очках и бейсболке с надписью «МГУ».

Меня опередила девица в рваных джинсах и пирсинге:

— Ну а нас-то почему не зацепило? Тоже вопрос. Тут столько непоняток, крыша съедет.

— Слушайте, а давайте сегодня вечером встретимся и поболтаем основательно по поводу планов на будущее, — предложил я, — вы где паркуетесь?

— Да мы тут в доме многоэтажном. Элитная застройка. В прошлом, правда, — с грустью в голосе проговорил Саша.

— Не печальтесь, Александр, элитной застройка становится только тогда, когда там проживает элита. Мы можем вновь сделать её элитной! — я источал оптимизм.

Я заметил по выражениям лиц моих собеседников, что моя реплика им очень понравилась.

— А зачем откладывать? Если хотите, мы можем прямо сейчас пойти к нам. Там пообщаемся плотно и познакомимся ближе, — пропищала конопатая, — меня Лара зовут, а вас?

— Марк, — повторно представился я.

— И правда, пошли с нами. Девчонки приготовили плов отменный с сухофруктами, — задорно почти пропела Лара.

— От мяса мы решили отказаться по разным причинам, — многозначительно заметил Саша и почему-то покраснел.

— Спасибо за приглашение, ребята, но мне сегодня необходимо успеть найти книжный магазин и там достать карты географические, чтобы проще ориентироваться на местности. Ведь эпоха GPS завершилась…

— Понимаю. Идея хороша и своевременна. Хотите, я с вами пойду? Только… — Саша загадочно улыбнулся и, помолчав, продолжил: — Надеюсь, что эпоха GPS не закончилась, а приостановлена и последует upgreat. Может, через какое-то время мы не просто вернёмся на прежний уровень, а сделаем новый рывок.

— Саша… кстати, могу я вас так называть? — поинтересовался я.

— Да, конечно, — ответил Саша.

— Так вот, Саша, мне очень нравится ваш настрой! Если его разделяют все члены вашей команды, то успех неизбежен! А пока пошли вместе.

За время после катастрофы я не заметил каких-либо разрушений, но ландшафт города изменился. Вроде бы те же дома и улицы, но я поймал себя на мысли, что с трудом нахожу интересующие меня здания. В течение часа мы пришли к магазину под названием «Дом книги». Раньше это был мой любимый магазин, где я мог часами изучать многочисленные полки книг. А после, отобрав несколько заинтересовавших меня томиков, надолго засесть на втором этаже, в «Литературном кафе». Снаружи и внутри «Дом книги» совершенно не изменился. Правда, я уловил какой-то странный запах — так пахнет в зоопарке.

Мы нашли отдел с географическими картами и забрали интересующие нас. Я повернулся уже, чтобы направиться к выходу, как увидел, что нас совершенно беззвучно окружила стая собак. Нас взяла в кольцо собачья стая из мелких домашних пород, которые проявляли максимальную враждебность. А с учётом того, что эти псы обладали невероятной сообразительностью, мы оказались в крайне затруднительном положении. Я уже не раз видел, как они злобно атаковали тех беззащитных инвалидов, в которых превратились все люди старше 15—17 лет.

— Не шевелись и стой спокойно, — сказал я Саше, который хотел было развернуться и броситься наутёк. Я знал, как надо вести себя с собаками.

— Спокойно, спокойно, — как можно миролюбивее заговорил я уже с королевским пуделем, подошедшим ко мне с явно агрессивными намерениями. Он был очевидным вожаком. Чуть обнажив свои клыки, он едва слышно зарычал. Я не мог понять, что именно спровоцировало его агрессию. В руках у меня был томик «Этики» Аристотеля, который я выбрал на полке. Интуитивно я медленно положил томик на пол перед собой. Смешно, но пудель перестал рычать и даже отошёл немного от меня. Вокруг нас собралась стая из примерно тридцати собак. Они замерли, образовав вокруг нас почти идеальный полукруг. Казалось, они ожидали команды вожака к атаке. Пудель был самым крупным в стае. В прошлом, вероятнее всего, они были милыми домашними питомцами, многие из которых стоили своим хозяевам бешеных денег. Подчас эти вновь образовавшиеся стаи из «милых» йоркширских терьеров, кинг-чарльз-спаниелей демонстрировали свирепость, сравнимую со стаями шакалов, кидаясь на более крупных животных, забредавших в город после катастрофы. Лишь крысы их приводили почему-то в панический ужас.

Заметив, что моя рука потянулась вновь к книге, пудель опять едва слышно зарычал, оскалив зубы.

Тогда я достал из другого кармана приготовленный заранее для долгого путешествия сэндвич с суджуком и положил его рядом с книгой. Пудель неторопливо подошёл и, прихватив зубами мой бутерброд, отнёс его к своим товарищам. Там он бросил его на пол, и мы увидели, как молниеносно его съела одна болонка. После этого собаки быстро разошлись.

— Что всё это значит? — недоумённо спросил Саша.

Неужели томик Аристотеля вызвал такую реакцию? Это было смешно. Я медленно потянулся к Аристотелю вновь. Наблюдая за поведением животных после катастрофы, я ловил себя на мысли, что в их взаимоотношениях между собой и с окружающим миром стало больше осмысленности и системности. И я не мог понять почему.

— А вам не кажется, что тем самым они дали нам понять, что пользоваться книгами мы сможем, если будем им платить выкуп? Принёс поесть — бери книгу! Нет еды — нет книг! — заметил негромко Саша.

— Ну ты ещё скажи, что они сами читают вслух, — так же тихо ответил я.

— Просто я уже не в первый раз сталкиваюсь с таким поведением. Прослеживается последовательность. Знаете, как в древности, на переправах оживлённых торговых путей обязательно возникала банда, собиравшая деньги за безопасный проход. Так кое-где появлялись первые города, да и государства позже, — уже отойдя от пережитого шока, нормальным голосом сказал Саша.

— Да ты, как я посмотрю, поднаторел в истории, — с удивлением отметил я.

— Просто у нас был отличный историк. Его звали Михаил Григорьевич Гринберг. Никогда не забуду его. Рассказывая об истории, он всегда проводил параллели с настоящим и делал это весело, часто в режиме игры. И многим это запоминалось. После таких уроков я даже решил, что буду поступать на исторический факультет МГУ. Нашу школу вообще курировал МГУ.

— Да, историку надо спасибо сказать! Он не зря старался. Мысли твои весьма интересны!

Пока мы беседовали, собаки исчезли, и мы опять остались одни. Взяв карты и «Никомахову этику» Аристотеля, мы осторожно пошли к выходу.

— Я вот думаю, как классно, что сохранились печатные книги! Буквально месяц назад я с презрением относился к тяжёлым и неудобным фолиантам, имея интересующие меня тексты в электронном формате. А выяснилось, что сегодня именно они смогут помочь нам в решении множества проблем! — сказал Саша.

— Да уж, это точно. Но знаешь, я вот всегда испытывал удовольствие, когда брал в руки понравившийся томик. Запах краски, клея — всё это просто возбуждало меня. Но я рос, когда носителем информации было только печатное слово, а не гаджеты всякие. Поэтому легко объяснимо, что я так трепетно отношусь к книгам. Твоё поколение формировалось, когда электроника стала повсеместна. Мир потихоньку стал виртуальным. Может, это уже конечная станция для рода людского? — горько заметил я.

— Только час назад вы источали бешеный оптимизм! И нас им заражали. И что же теперь? — недоумевал Александр.

— Может, это и есть замысловатая форма оптимизма! Мы, скорее всего, находимся перед качественным скачком как вид. Ну дай поворчать старику, в конце концов! — улыбнулся я.

Саша усмехнулся, ничего не ответив.

Мы пошли к выходу. На площадке у входа разыгрывалась очередная драма. Знакомая нам стая собак столкнулась с крысами. Крыс было не больше десяти, тогда как собак было около двадцати, не меньше. Собак было трудно пересчитать, так как они постоянно передвигались, имитируя нападение и тут же отступая. Это напомнило мне поведение гиен. Крысы же вели себя более спокойно, заняв круговую оборону. Неожиданно самая крупная крыса, подпрыгнув, вцепилась в морду вожака-пуделя. Пудель, пронзительно завизжав, бросился наутек с болтающейся крысой на своём носу. Крыса вцепилась мёртвой хваткой и не собиралась отпускать свою жертву. Собаки мгновенно разбежались, а крысы устремились за своим отчаянным собратом-храбрецом, видимо рассчитывая оказать ему не только моральную поддержку.

— Да-а-а-а, — глубокомысленно изрёк я.

— Побеждает сильнейший. Это ясно. Не ясно, что нужно крысам и собакам в книжном магазине! — ответил Саша

Мы быстрым шагом направились к жилью ребят.

Пройдя километров семь, мы уткнулись в забор с металлическими воротами из кованого железа.

— Ну чистый модерн! — восторгаясь, отметил я, рассматривая замысловатые изгибы металлических ворот.

— Раньше здесь всё было автоматизировано. По периметру установлено было не менее десятка камер видеонаблюдения. Ворота открывались, реагируя на встроенный датчик, сканирующий сетчатку глаз желающего проникнуть внутрь или выбраться наружу. Я здесь был как-то с отцом до катастрофы.

— Вот интересно, а если приехал курьер или просто гость, сетчатка которого отсутствует в памяти компьютера, то как он проникал внутрь?

— Да просто всё, Марк! Делается фото глаз посетителя с гаджета гостя и отправляется на гаджет хозяина апартаментов дома. Если он одобряет визит, то скидывает по определённому алгоритму фото в память «умного дома». Я с отцом здесь был года два назад. Мы гостили у его друзей. Мне здесь страшно понравилось тогда. Поэтому я и привёл своих ребят сюда жить. Никого здесь мы не нашли. Вообще никаких следов жизни. Даже насекомых не было. С тех пор так и живём, ни собак, ни крыс, ни мышей здесь не видели. Не сглазить бы. — Саша уверенно вёл меня к единственному подъезду дома, который окружали стройные пихты, округлые ясени, разлапистые ели. Казалось, что мы шли по дикому лесу, хотя и находились относительно недалеко от центра города.

— А как же птичий гомон, который отчётливо слышен? Или ты не воспринимаешь его как явный признак жизни? — поинтересовался я.

— Да-да, конечно, птиц здесь более чем достаточно. И появляются всё новые виды какие-то. Никто из нас даже названия их не знает! — Саша опять покраснел, будто я уличил его в циничном обмане. Эта его реакция меня просто умиляла.

— Ну, Александр, вы всё-таки молодцы, что нашли это место! Идеальное жильё. Рядом река, огромный парк, и центр недалеко, — я хотел его взбодрить, приглушив смущение. Я вдруг ощутил неистовый прилив нарастающего чувства отцовской симпатии к нему.

— У меня сын исчез, как и весь прошлый мир! Ему под «тридцатник» уже было на момент катастрофы. Он явно выбивается из возрастной группы счастливчиков, кого миновала «чаша сия». И мне тяжело сознавать, что нам уже не суждено, скорее всего, увидеться, — я почувствовал накатывающий комок в горле, проговаривая это.

— Послушайте, Марк, очевидно, что все закономерности, которые мы сейчас выстраиваем, не стоят и ломаного гроша. Мы ничего не знаем о природе и причинах этой катастрофы. Кто может быть уверен, что километрах в трёхстах от нас ничего и не слышали об этом апокалипсисе? И может, там в добром здравии проживают люди разных возрастов, — очевидно, что Александр хотел меня утешить. Я был тронут, видя, как он эмоционально говорил, энергично размахивая руками.

— Спасибо, друг мой. У тебя доброе сердце. А твои рассуждения не только справедливы, но и утешительны. Вот ты употребил термин «апокалипсис», а знаешь, что буквально это означает? — Саша едва заметно пожал плечами, продолжая двигаться по огромному фойе.

— Дословно переводится с греческого как «откровение», автором которого, если помнишь, является Иоанн Богослов. Всевозможные пророчества в изобилии встречаются на страницах Ветхого Завета, но Новый Завет имеет только одно пророчество, которое ещё не успело сбыться. Хотя, — я на минуту задумался, — возможно, что отчасти мы и являемся свидетелями исполнения предсказаний Иоанна Богослова. И смысл Апокалипсиса не в банальной катастрофе, а скорее в преображении этого мира. — Я замолчал, ожидая вопросов со стороны Александра. Но он, как мне показалось, недоумённо оглянулся, не сбавляя шага. Мне даже показалось, что я ересь несу какую-то, так как его взгляд выражал явное недоумение. Но я решил продолжить:

— Вообще, книга эта весьма тёмная и малопонятная нашему брату, что отмечали даже почти современники апостола. Уже через триста — четыреста лет некоторые святые отцы, восхищаясь, признавались в том, что смысл и содержание текста во многом для них малопонятен. Но есть фрагменты весьма очевидные, на мой взгляд. Так что когда ты употребляешь слово «апокалипсис», то имей в виду, что оно намного глубже и интереснее. Это равносильно тому, как если бы мы обозначали словом «жрачка» застольную беседу древних философов.

Фойе, по которому мы передвигались, было на три четверти из стекла, что позволяло наслаждаться замечательным видом деревьев и кустарников. Собственно, само фойе представляло собой огромный зимний сад с экзотическими растениями. Я обратил внимание, что многие из них пожухли и готовы были к увяданию. Но было видно, что за ними старательно ухаживали. Земля в кадках и горшках растений была влажная, и я почти не заметил пыли, что приятно меня удивило.

— Наш дом длинный и напоминает китайскую стену, но этажей тут только семь, что позволяет безболезненно обходиться без лифта. На крыше даже был бассейн, но вода зацвела, и мы спустили её. Там ещё качалка есть крутая, — с гордостью говорил Саша, пока мы поднимались по лестнице, — вы не волнуйтесь, нам на третий, уже близко. Я выбрал для проживания именно ту квартиру друзей отца, в которой мы гостили перед катастрофой. Она очень понравилась мне тогда. Смешно, я ещё подумал, смогу ли я когда-нибудь позволить себе, когда повзрослею, такие апартаменты. И вот не прошло и месяца, как я живу в этой опустевшей квартире. Здесь жила семья из четырёх человек — две дочки и папа с мамой. Мой отец когда-то учился вместе с матерью этого семейства. И они дружили. Впрочем, подозреваю, что это была не просто дружба, а нечто большее… Мы тогда классно посидели здесь. Было весело. Отец пел под гитару, потом мы забавлялись различными интеллектуальными играми. Иногда мне кажется, что это был один из самых счастливых дней моей жизни, — Саша говорил это, остановившись и печально рассматривая замечательный пейзаж, видневшийся из огромного панорамного окна. Было видно, что он загрустил, вспоминая прошлое. Я решил разрядить обстановку.

— Здесь я предлагаю установить крупнокалиберный пулемёт и ящик гранат, — сказал я как можно серьёзнее, указывая на подоконник, на который облокотился Саша.

— Зачем?! — поразился моему предложению Александр.

— А вам, батенька, надо бы над своим чувством юмора ещё поработать! — со смехом ответил я.

— А-а-а, понятно, — улыбнулся наконец Саша.

Мы вошли в квартиру Саши, когда вдруг зазвонил обычный телефон, стоявший в прихожей. Это был стационарный телефон в стиле ретро из эбонита с тяжеленной трубкой, которую можно было бы использовать в качестве гантели во время утренней зарядки.

— Ого, что это значит? — недоумённо спросил я.

— Так этот телефон ещё до нашего появления стоял здесь! — словно оправдываясь и опять покраснев, затараторил Саша. Он всегда быстро говорил, когда нервничал.

— Да ладно, я даже рад, так как люблю стиль ретро. А кто звонил, собственно? Ведь всё парализовано вокруг нас! — Я был очень удивлён этим звонком.

— Знаете, Марк, раз в сутки раздаётся такой звонок. Но, сняв трубку, я ничего не слышу, кроме пощёлкивания. Пашка говорит, что это собаки хотят с нами пообщаться, но не могут. — Саша опять улыбнулся. Я отметил про себя, что у него удивительно красивая и добрая улыбка взрослого человека. Мы сели в кожаные кресла, стоявшие рядом с журнальным столиком.

— Саша, я думаю, что надо бы определить ближайшие и перспективные цели и составить план действий.

— Да, я не против. Давайте я созову наш совет, и мы всё обсудим.

— Прежде чем ты позовёшь кого-либо, ответь мне, пожалуйста, на несколько вопросов. Из кого состоит ваш совет? Кто его возглавляет? И вообще, расскажите, как вы справляетесь с проблемами, которым несть числа?

— Знаете, Марк, всё предельно просто — в совете состоят все члены нашего сообщества, то есть примерно двадцать человек. Почему примерно, спросите вы? Потому что некоторые члены коммуны то исчезают на несколько дней, то появляются вновь. А модерацией занимаются те, кто хочет брать на себя ответственность. Постоянно участвуем мы втроём, но иногда проявляют интерес к организационным вопросам ещё три-четыре человека. Вот, собственно, все те, кто вызвались участвовать в обсуждении наших проблем. Остальные на общих собраниях это одобряют или отвергают, критикуя и что-то предлагая. Но чаще всего большинство ограничивается критикой! Но надо заметить, что принятые решения исполняются в точности и беспрекословно.

— Любопытно, прямо-таки идиллия получается. Ни конфликтов, ни споров, а уж тем паче драк, — не унимался я.

— Я вот тоже задумывался, отчего так всё гладко выходит. У нас здесь много амбициозных и активных ребят собралось. Может, экстремальная ситуация меняет психологию людей? Хотя поначалу был ряд ссор и споров, но до драк, слава богу, не доходило. А после как-то установилась некая система взаимоотношений, в которой каждый знает, что остальные от него хотят получить и что могут предложить. И если эта хрупкая и изменчивая система будет всегда взаимовыгодной, то предметов для ссор не должно появляться. Я постарался сразу объяснить всем, что если наши личные амбиции и претензии будут мешать нам выживать, то каждый останется один на один с этой бедой.

— Да, удивительно, как тебе удалось им это всё объяснить? Это вызывает у меня восторг! Ты просто прирождённый лидер! — я был уверен, что, услышав этот комплимент, Саша опять покраснеет и смутится, но он лишь гордо вскинул голову и снисходительно улыбнулся.

— В нашей школе я не просто был отличником, а был лучшим на занятиях с психологом по основам лидерства. Был такой факультатив. Странно, но кроме меня туда постоянно ходило только пять человек. И сегодня их нет среди нас. Да, забыл рассказать, я сразу после катастрофы встретил своего однокашника. Нас уже было человек десять. Он странно повёл себя. Это был Жора. Я помню его как довольно дружелюбного и рассудительного чела, но, встретившись с нами, он вдруг резко наехал на меня. Видимо поняв, что я являюсь неформальным вожаком нашей бригады, стал сводить какие-то мифические счёты со мной, высмеивать, претендуя на лидерство в нашей команде. Но несколько моих ребят дали понять ему, что ему лучше отвалить и больше не попадаться нам на глаза. Кстати, забыл, это был, пожалуй, единственный случай физического насилия. Больше мы его не встречали.

— Ого! Ну теперь я успокоился. Всё в порядке! Нормальные мальчишки и девчонки. А если ты перескажешь несколько любовных драм, то я даже потеряю интерес к вам! — Я рассмеялся.

— Сомневаюсь, что потеряете при любых раскладах, — самоуверенно отметил Саша, — но серьёзных драм не было. Были выяснения отношений, конечно, но в спокойных тонах и весьма доброжелательно. Знаете, я думаю, что большинство ещё не побороли тот стресс, с которым столкнулись сразу после катастрофы. Просто мы все силы пока тратим на выживание и понимание того, что происходит с миром и с нами.

— И что же происходит? К каким выводам вы пришли?

— Знаете, единственный вывод, который мы сделали, очень прост — всё это всерьёз и надолго! И от нас самих теперь зависит, выживем мы или нет. Это очень мобилизует, знаете ли. Мир взрослых, от которого мы всегда так зависели, остался только в воспоминаниях.

— Да уж, этот мир изменился навсегда. Возврата не будет. Меня мучают вопросы. Вот я так и не понял, почему ни одна из эпидемий и болезней не затронула определённые группы ребят? И удивительно, что вы быстро стали находить друг друга и объединяться. Мне до сих пор не ясно, почему вы выжили и так беспроблемно объединились, практически без конфликтов. И отчего же не было болезненного выстраивания жёстких иерархий, свойственных любому социуму, а уж подростковому в особенности? И вообще, как здесь, у вас, приживается мораль ушедшей эпохи? Я понял, что явные лидеры есть, а аутсайдеры? Если есть, то как они появились?

— Знаете, Марк, вы задали, конечно, очень важные вопросы, но недавно я задумался о причинах происшедшего. Что привело этот мир к краху? Только техногенный фактор? Закономерный природный катаклизм? Было ли нечто подобное в истории человечества и Земли за пять миллиардов лет? И если было, то как происходило восстановление жизни?

— Да, серьёзные ты задал вопросы. — Я взял паузу. — Думаю, что подобного рода катаклизмы случались неоднократно в истории нашей планеты, ну, может, не абсолютно похожие, но близкие по сути. А процесс регенерации биоценоза как раз схож. Ты слышишь, как поют птички за окном? У меня, например, есть подозрение, что для пернатых сейчас сложились максимально благоприятные условия. Впрочем, как и для крыс и многих других видов… Вот поделись с ними своими горестями о катаклизме и гибели всего живого и мыслящего! Если бы они умели, то посмеялись бы. Или если бы мы могли понимать их смех и подобие иронии! Пойми, любая катастрофа — это шанс для биологических видов-аутсайдеров, обитающих, возможно, на самых нижних этажах иерархии влияния. Так было всегда. Катастрофа, расчистка пространства и, наконец, выявление новых фаворитов. Так и человечество выбилось в лидеры только тогда, когда катаклизмы привели к гибели динозавров в конце мезозоя. А могли бы гоминиды появиться в начале юрского периода? Конечно нет! Мы заполнили появившиеся пустоты, образовавшиеся в результате катаклизма. И это алгоритм существования всего живого, полагаю, не только на Земле, но и во Вселенной. Кстати, это, думается мне, легко объясняет необходимость смерти в онтологическом смысле. Для появления чего-то нового необходима смерть чего-то старого. Вот тебе и объяснение нашей катастрофы. Она была просто необходима. И никакие экологи и грёбаные позитивисты не способны были предотвратить это!

— Да, яркая речь. Это надо обдумать. — Я увидел вошедшую конопатую девчонку, Лару, с которой мы познакомились несколько часов назад.

— Что, подслушивала? — язвительно поинтересовался Саша.

— Ну что ты говоришь, Саша? Просто не хотела прерывать докладчика. Я сидела в соседней комнате и тихонько слушала, а не подслушивала. У вас же не было ничего личного в беседе. — Лара двусмысленно улыбнулась и продолжила: — А вот если бы вы заговорили о чём-то интимном, я бы вмешалась, конечно!

— Браво, Ларка! Так его, умника и интригана! — раздался хохот вошедших в комнату одновременно с Ларой ребят. Одного из них я узнал, так как он обладал характерной внешностью хронического отличника. Им был очкарик Паша. Двое других ребят были совершенно незнакомы мне.

— Дурёха! — Со смехом Саша метнул подушку с кресла, в котором сидел, целясь в голову Ларе. Но Лара ловко увернулась, поймав летевший в неё снаряд. — Знакомьтесь, Виталий, Борис, Тата. Ближний круг, так сказать.

Ребята кивнули и разместились в креслах и на диване. Я поймал себя на мысли, что испытываю удивительное счастье, общаясь с ребятами. От них веяло доброжелательностью и умом. Я научился чувствовать эти качества, как опытные караванщики в пустыне могли почувствовать приближение источника воды задолго до его реального появления. Привстав, я поклонился и представился.

— Уже наслышаны о вас, — заговорил модно одетый с иголочки во всё новое парень, — рады, что среди взрослой публики не все свихнулись.

— Или есть те, кто умело маскируется под нормального… — ехидно подхватила речь своего приятеля вновь пришедшая девица по имени Тата.

— Таточка, что с тобой? Что-то случилось? — вмешался Саша.

— Не бери в голову, бро! И вы, Марк, тоже! — ответил за Тату Витя. — У неё сегодня проснулась женщина уже в третий раз. И судя по всему, она стала амазонкой и феминисткой. Раз в месяц эта вражеская сила берёт власть над ней. И несколько дней и я стараюсь не попадаться на глаза Тате!

— Какой же ты болтливый придурок, Вит! — крикнула Тата, и подушка, не попавшая по Ларе, стремительно полетела в сторону Виталия. Подушка шлёпнулась о мускулистый торс Виталия и обречённо шмякнулась на пол. Подняв её, Виталий дружелюбно расхохотался.

— Прекрати, прошу! Марк подумает, что у нас царит «матерщина», как производная от солдатской «дедовщины», — давясь от смеха, проговорил Вит.